Это такое чувство, что мир уходит из-под ног. Тебе кажется, что все, что произошло — это конец света и полная неотвратимость. Это был достаточно большой стресс, во время которого находишься в полуавтоматическом состоянии. Потом уже, со временем, понимаешь, что мир никуда не делся. Он изменился, но он не потерян.
Такое гнетущее чувство утраты своего мира трудно с чем-то сравнить. Оно очень-очень горькое, неприятное, думаю, что все его пережили и никому не хочется его повторять.
В то же время, оно позволяет вернуться к базовым ценностям — семья, жизнь, здоровье. Реальное понимание этих ценностей приходит именно тогда, когда ты думаешь, что вот-вот можешь их потерять. Все остальное, материальное, имеет вторичное значение.

Мы перед началом войны много работали с нашими западными партнерами. Они нам обещали финансирование, уже все было подписано. Дождались 16 февраля, когда вроде должно было произойти нападение, по словам [президента США] Байдена. Этого не произошло, я поехал в командировку убеждать партнеров, что никакого нападения не будет. «Возможно, что-то будет на востоке, но все же, давайте финансирование, которое вы обещали для Украины». И вот 24-го я проснулся, как и многие украинцы, и понял, что западного финансирования у нас точно не будет (смеется).
Первое, что мы сделали с Антоном, — выделили средства на гуманитарные программы и поддержку ВСУ. А во-вторых, начали думать, где наши сотрудники, где наши клиенты, смотреть, в каком состоянии находится компания, что мы можем сделать сейчас.
Первые дни было очень тяжело, потому что некоторые сотрудники находились в Буче, Ирпене, кто-то мог уехать, кто-то нет, не было понятно, куда вообще выезжать. Объективно понять, как компания выглядит и что с ней будет, удалось примерно через месяц.

У более 70% нашего портфеля проблемы. У аграриев сейчас нет возможности экспортировать свою продукцию. У перевозчиков хоть и есть возможность возить, но тарифы выросли, и у них проблемы с топливом, как и у всех, у них упали объемы перевозок. Строители вообще стоят полностью: у бюджета сейчас нет никаких инфраструктурных проектов, ну и говорить о каком-нибудь строительстве квадратных метров сейчас преждевременно.
Первый квартал мы закончили с прибылью, за февраль мы получили почти все платежи, которые должны были получить. Но март уже был катастрофическим. Мы пережили много кризисов за период нашей работы — по украинским меркам наша компания уже очень взрослая — но такого у нас никогда не было, это был наш первый убыточный месяц.
Когда мы получали финансирование от западных партнеров, у них всегда было требование показать планирование на 5-10 лет. Мы над этим немного посмеивались, писали цифры. Но все понимали, что планировать в Украине более чем на 2-3 года очень сложно. Сейчас планировать даже на месяц — это уже роскошь.

Сейчас планирование сводится к неделе, полностью перешли на ручной режим управления расходами и доходами.
В то же время, общая стратегия наша не изменилась — мы должны оставаться хорошим финансовым партнером для тех, кто поручил нам средства. И не изменилось то, что у нас должна быть классная команда и мы должны ее удержать как можно дольше. В прошлом году мы приросли большим количеством людей. Вся наша команда — это была команда развития, экспансии на рынке. Во время войны такие планы пришлось свернуть, примерно 30% вынуждены были сократить, часть людей перевели в отпуск за свой счет.
Но мы держим эту команду, хотя сейчас их возможности даже на 50% не используем. Когда закончится война, будет возможность поработать в полную силу.

Некоторые клиенты успели переехать и перевезти технику. Остальные успели переехать сами, а технику не успели перевезти, она находится под оккупацией, что с ней будет — мы не знаем.
Есть и такие случаи, когда оккупанты забрали технику для своих нужд, фактически украли. Есть у нас клиент в Харькове, в его станцию попала ракета — техника уничтожена. Мы стараемся помочь им релоцироваться, особенно из прифронтовых зон. Но всех перевезти невозможно.
Легче всего релоцировать перевозчиков. Они поднялись и уехали. С другими — труднее. У нас есть клиент, у него мебельное производство. Он хотел релоцироваться из-под Киева на Западную Украину. Посчитал и получилось, что ему дешевле открыть производство в Словакии или Венгрии, потому что дешевле аренда, энергоносители, древесина, чем на Западной Украине.
Другие клиенты — аграрии. Они не могут релоцироваться. Аграрию нужна земля, переезд невозможен с точки зрения его бизнеса.
Есть третья группа клиентов — строители. Они могут релоцировать свои экскаваторы, катки, асфольтоукладчики, но что они будут делать после этого? Реформа децентрализации дала толчок небольшим строительным инфраструктурным компаниям, эта отрасль очень динамично развивалась. Но они были привязаны к своим регионам, общинам, где они выполняли местные работы, — кто ремонтировал детские садики, школы, кто прокладывал новые коммуникации, дороги. Сейчас большинству из них на новом месте попросту не хватит работы.
Мы сами как бизнес не релоцировались, наш офис в Киеве. Но мы не типичная лизинговая компания. Мы сразу начали работать удаленно. В начале войны у нас была идея перенести офис во Львов или в Черновцы. Офис подыскать на Западной Украине не проблема, проблема была найти достаточное количество жилья, потому что у нас более 70-ти сотрудников. Мы не нашли на Западной Украине такого количества жилья централизовано. Особенно в первые недели войны это было практически невозможно, сейчас все наши люди устроились и это уже не имеет такого смысла.

Весь наш бизнес построен, с одной стороны, на финансировании бизнеса, с другой — это материальные активы, которые сейчас находятся по всей территории Украины.
Многие клиенты оказались во время войны либо с нулевыми счетами, либо с минимальными остатками на счетах. И вот ситуация, когда у них стоит техника, разбросанная по Украине, ее нужно вывезти, а денег на это просто физически нет.
Стоимость перевозки техники тралами в первые дни войны, да и сейчас, выросла почти в три раза. Это серьезные средства.
Мы начали договариваться с клиентами, что мы самостоятельно оплачиваем перемещение техники, потому что нам нужно обезопасить этот общий актив. Мы, как финансовая организация, должны поддерживать определенную ликвидность, иметь определенные остатки на счетах, которые позволят работать в течение 2-3 месяцев, или больше. Поэтому у нас всегда был определенный ресурс для осуществления деятельности на ближайшие месяцы. Мы могли им пользоваться, чтобы самостоятельно оплачивать перемещение этой техники. И до сих пор, каждые 2-3 дня у нас происходит какое-нибудь перемещение, что-то мы везем на Центральную или Западную Украину.
С функции управления деньгами мы перешли к непосредственному управлению материальными активами. Это уже работа не офисных сотрудников, сейчас это тралы, экскаваторы, трактора.
Но офис есть, он в порядке, мебель стоит, даже некоторые компьютеры, он под охраной. Иногда там бывают сотрудники. Но сейчас людей не побуждаем возвращаться в офис, потому что уверенности в 100% безопасности нет.

У нас давно была финансовая компания в Европе, она финансировала украинских дилеров на приобретение техники, проводила торговое финансирование. Мы сейчас переориентировали ее на предоставление финансовых услуг украинским компаниям, которые хотят релоцироваться или открыть свой бизнес там.
Мы также и предоставляем консультации бизнесу. Иногда ему нужно помочь, объяснить, как открыть компанию, счета в банках, как вести бухгалтерский учет, какие разрешения есть, что нужно сделать, чтобы начать работать, какие юридические вопросы и т.д.
В основном — это перевозчики. Многие выехали в Европу, хотят снова начать бизнес по перевозкам — это не очень тяжелый бизнес для старта. Они хотят ездить по Европе, Украине, но чтобы машины были на европейских номерах, чтобы не было риска потери, конфискации или разрушения этого транспорта.
Мы предоставляем услуги и европейским компаниям, но сейчас много заявок от украинских компаний, которые нужно обрабатывать.

Многие бизнесы или типы бизнеса могут приостановить свою деятельность, стать неактуальными уже сейчас, или вскоре. Предпринимателям нужно понять, что возвращение на 100% к тому состоянию, которое было до войны, в ближайшее время будет невозможно.
Мы попали в совсем другие условия. Надо становиться гибким! Смотреть, действительно ли нужно сидеть и ждать, пока будет просвет или улучшится ситуация, или нужно искать новые формы работы, новых клиентов, новые типы заказчиков, просто перестраивать свой бизнес под новые нужды.

Мы всегда активно критиковали программу «5-7-9», она была неэффективна. Мы по своим клиентам не увидели, чтобы эти средства тратились эффективно, чтобы к ним был эффективный доступ. Возьмем аграриев. Очень многие были готовы к посевной и без этой программы. Они заблаговременно закупили горюче-смазочные материалы, поэтому эта помощь на посевную не была для них настолько актуальной, насколько могло думать государство.
Другая проблема: они посеялись, но есть еще урожай прошлого года, который железнодорожным транспортом вывезти невозможно. Сейчас озимые придут, будет еще урожай нового года. Ни у кого нет четкого ответа, ни как это экспортировать, ни где это хранить. Мощностей для хранения почти нет. Их было очень много на Юге Украины, на Востоке. Но на Западе такого количества мощностей для хранения не было. Спрашивается, была ли эта помощь так нужна и куда она пошла.
Еще пример, с попыткой помочь аграриям на посевную. Государство регулировало цены на рынке горюче-смазочных материалов. Но неясно, зачем регулировать цены, если собственно этих же материалов и не хватает. У тех же аграриев была проблема. Топлива хватило на посевную, но уже не хватает на вывод опрыскивателей на поле, или они уже думают, где же взять это топливо, чтобы вышли комбайны на поле. И это большая проблема.
Я думаю, что те средства, которые тратит бюджет на покрытие процентов по программе «5-7-9», лучше направить на ВСУ — или на восстановление бойцов, или на медицину. Государству нужно сконцентрироваться на Вооруженных Силах Украины, чтобы они эффективно нас защищали. Остальное бизнес может сделать сам.

Сейчас пишут, что фактически происходит эмиссионное финансирование бюджета, поскольку не хватает внешних кредитов или донорских средств. Мы понимаем, что за счет этого финансирования происходит финансирование социальных расходов, — то есть это зарплаты бюджетников, социальные выплаты.
Одно дело совершать прямые социальные расходы — да, ты финансируешь непосредственно зарплаты большого количества людей. Но если ты не производишь других бюджетных расходов, ты так же не финансируешь заработные платы в частном секторе экономики, которые зависят от этого движения средств.
В Украине был довольно крупный сектор госрасходов, вокруг него было очень много бизнесов, которые обслуживали и работали за счет государственных средств. Мы видим, что эти расходы приостановились. Они сейчас не попадают в экономику. Я не экономист, это нужно считать, но эти деньги могут создавать дополнительный ВВП, рабочие места, поскольку эти компании смогут нанимать работников и платить зарплату уже существующим.
В рамках бюджетных расходов, видимо, нужно восстанавливать расходы инфраструктурные, закупочные и другие, которые направлены на то, чтобы поддерживать украинский бизнес изнутри.

Мы в эти дни часто слышим мнение, что нынешняя ситуация — это возможность построить Украину, ослабить регулирование, либерализировать рынки. И все будет у нас, как в Европе.
Но я, к сожалению, слышу от предпринимателей, что даже в этих условиях, когда волонтеры работают круглосуточно, когда доноры передают деньги, когда люди скидываются на помощь армии, отдавая большую часть дохода, есть люди, которые наживаются благодаря коррупции внутри страны. Которые ограничивают доступ бизнесов к тому, что они регулируют.
Это такая вещь, которая вызывает возмущение. Сейчас это просто (подыскивает слова)… позорно!
Предприниматели должны проявлять нулевую толерантность к коррупции, общество должно осуждать это и влиять на политиков. Потому что политики сейчас занимаются не только войной. Они отвечают и за бизнес в том числе.
Скажем так: у бизнеса нет ресурсов, которыми он может поделиться с коррупционной составляющей государства. Поэтому коррупционная составляющая государства должна взять свои вещи и уехать в сторону русского корабля, или куда угодно.

Мы уже слышали неоднократно о таможне, когда таможенники взяли под контроль экспорт зерна по железной дороге и требуют с каждой тонны определенный процент. Это вообще неприемлемо!
Я думаю, что государство должно реагировать на это очень жестко. Не только [пророссийского политика Анатолия] Шария отлавливать, но и людей, которые в Украине не работают на победу.

стране, в которой идет война, в которой заблокированы порты, в которой половина экспортного потенциала ограничена, а другая половина находится под глобальным риском.
Конечно, инвесторы видят возможности в Украине и будут видеть их и после войны. Очень многие активы перейдут в категорию distressed assets, то есть будут иметь низкую цену в условиях высокого риска. Инвесторы придут сюда со своими деньгами и купят по низкой стоимости компании, бизнесы. Но они придут тогда, когда закончится война. Ибо в условиях войны актив не стоит ничего.

Украинский финансовый сектор терпит большие убытки.
С одной стороны, есть вкладчики, которые должны получать проценты по депозитам. С другой — заемщики, которые «стоят», мы видим, что 80% бизнеса в Украине «стоит» сейчас. Если смотреть реально на вещи, то я думаю, что у нас осталось процентов 20 от ВВП, если сравнивать с довоенным.
Соответственно, если бизнес не работает, заемщики не платят по кредиту, то очень тяжело платить по депозитам.
Как финансовый сектор переживет эту ситуацию, как он из нее выйдет — надо смотреть. Этот бизнес таков, что ты не можешь останавливаться. Если ты останавливаешься в финсекторе, ты просто проедаешь свой капитал. Поэтому мы и решили продолжать финансирование, помогать клиентам, которые хотят работать. С другой стороны, мы понимаем, что нам тоже нужно выплачивать инвесторам средства, заработную плату рабочим. Приблизительно так выглядит финансовый сектор сейчас.

Очень надеемся, что фонды восстановления Украины заработают. Но нужно, чтобы стабилизировалась ситуация на фронте. Что-то восстанавливать нет смысла, если снова прилетит какая-нибудь ракета.
В целом очень трудно говорить о перспективах, оптимистичных или пессимистических, потому что мы не знаем, когда и где будет эта безопасная зона для экономической деятельности. Мы видим, что ракеты прилетают куда угодно, это может быть и Закарпатье, и Львовская область, Центральная Украина…
Очень важно понять, как и где можно восстанавливать эту экономику, которая будет работать в тылу. Пока такого понимания нет, к сожалению.

Мы общаемся со всеми нашими клиентами, стараемся понять их реальное положение дел. Поэтому у нас не пессимистический взгляд на отрасль, у нас он реалистический.
Они все раньше были задействованы в совершенно разных типах работ и по всей Украине. Ответ у всех примерно один — мы ждем и надеемся. Ждут, что где-то должны появиться деньги, кто-то должен их влить в эту цепочку снабжения. Будь-то государство или инвесторы.
Все полны оптимизма — все, что разрушено, должно быть восстановлено. Главное дотянуть до того момента, когда он начнет восстанавливаться.

Возможности бизнеса небезграничны. Ему нужно развиваться и иметь средства для развития. Недавно был подписан закон о ленд-лизе, это военная помощь. Мы, как финансисты, решили сосредоточиться на похожей программе, но для украинского бизнеса.Ставки финансирования бизнеса в Украине сейчас очень высоки, получить кредиты предпринимателям очень сложно.
Мы стараемся говорить с нашими западными финансовыми партнерами, чтобы они предоставляли льготное финансирование для украинских предпринимателей на 5-10 лет. Оно позволит бизнесу снова встать на ноги в тех регионах, в которые он переехал.
Сейчас перевозчики работают сами. Один из наших клиентов — владелец компании по перевозкам из Львовской области — сам сидит за рулем самосвала, сам ездит, чтобы сэкономить деньги. Другой клиент, фермер. Был на передовой, вернулся, в первый же день позвонил нам и сказал: «Я вот вернулся с войны, мне трактор нужен». Начал работать на следующий день, когда вернулся. Это вдохновляет.
И вдохновляет еще и то, что украинский бизнес привык работать в непредсказуемых условиях. У нас или революция, или девальвация, или какой-то кризис — локальный, глобальный. Поэтому у нас есть вера, что большинство предпринимателей смогут быстро переориентироваться и возобновят работу. В первую очередь это касается аграриев.
Сейчас уже мы видим, что аграрии смотрят на ситуацию, когда экспорт невозможен в тех объемах, в которых он был, и они пытаются переориентироваться. Думают, что можно реализовать в стране с добавленной стоимостью. Или какая есть возможность перерабатывать собственную продукцию так, чтобы ее можно было бы экспортировать фурами в Европу, а не кораблями на Ближний Восток. Это то, к чему мы должны были бы прийти в аграрном секторе спустя годы, но думаю, что война очень ускорит этот процесс.
Думаю, что многие бизнесы тоже будут концентрироваться на экспортном потенциале, потому что другого выхода нет. Здесь задача для всех финансистов помочь им с оборудованием, соответствующим финансированием оборотного капитала, чтобы у них хватило на это сил. Мы верим, что все будет хорошо.

Для наших клиентов их бизнес, как правило, — единственный источник дохода их семьи. Техника, на которой они работают, это часть их благосостояния. Многие из них начинали с нуля и у них есть такая выносливость и готовность затянуть пояса, что любой европеец просто сошел бы с ума.
А у нас предприниматель сегодня работает, завтра картошку сажает. На всякий случай, кто знает, может придется на картошечке пересидеть еще полгода, кабанчика завести. Эта готовность к любому сценарию, и готовность выжить вопреки всему, — помогает пройти через самые темные времена. Осталось только пройти.